Оноре де Бальзак. Его жизнь и литературная деятель - Страница 12

Жорж Санд познакомилась с Бальзаком в 1830 году, при самом начале своей литературной карьеры, и, не смотря на полное несходство характеров, сразу почувствовала к нему симпатию.

«В то время Бальзак еще не написал лучших своих произведений, – рассказывает она, – но я заметила его оригинальную манеру и смотрела на него как на мастера, у которого стоит поучиться. Меня представили ему не как „департаментскую музу“, а как добродушную провинциалку, поклонницу его таланта. Он отнесся ко мне очень мило, без особенной любезности, но с полной искренностью. Всем известно, как откровенно выражалось его самодовольство, самодовольство простительное, так как оно было в значительной степени основательно; как он любил говорить о своих произведениях, рассказывать их заранее, сочинять их во время разговора, читать их по черновым рукописям или по корректурным листам. В высшей степени наивный и добрый малый, он спрашивал совета у всякого встречного, причем обыкновенно не слушал ответа или опровергал его с видом превосходства. Бальзак никогда никого не поучал, он всегда говорил только о себе, о себе одном. Помню, один только раз случилось, что он забыл себя и стал рассказывать нам о Рабле, которого я еще не знала. Он говорил так ясно, так блестяще, так чудесно, что, уходя от него, мы решили: „Да, он наверно создаст себе будущность, о которой мечтает! Он так хорошо понимает других, что не может не сделаться великим человеком!“ В одно прекрасное утро Бальзак, продав выгодно свою „Peau de chagrin“ („Шагреневую кожу“), решил, что его квартирка на антресолях на улице Кассини никуда не годится, что ему необходимо нанять новую. Вместо этого он преобразил свои маленькие комнатки поэта в какие-то будуары маркизы и пригласил нас есть мороженое среди стен, обтянутых шелком, задрапированных кружевами. Мне было очень смешно; я никак не воображала, что он серьезно дорожит всей этой пустой роскошью, и думала, что это просто мимолетная фантазия. Я ошибалась: эти потребности кокетливого воображения сделались тиранами его жизни, и для удовлетворения их он часто жертвовал самым необходимым комфортом. Он постоянно жил таким образом, нуждаясь во всем среди своей роскошной обстановки, скорее готовый отказаться от супа или от кофе, чем от серебряного прибора или китайского фарфора. Артист-фантазер, дитя с золотыми снами, он воображением жил в волшебном дворце; человек упрямый, он добро вольно соглашался терпеть всякие неприятности и заботы, чтобы только перенести в окружающую действительность хоть некоторую часть своего сна». – «В другой раз Бальзак пригласил нас к себе обедать. Этот странный обед состоял, помнится, из вареного мяса, дыни и холодного шампанского. После обеда он надел новый, очень красивый халат и щеголял в нем перед нами с таким удовольствием, точно девочка в новом платьице. Когда мы собрались уходить, он непременно захотел проводить нас в этом костюме до решетки Люксембургского сада. Было поздно, местность была пустынная, и я ему заметила, что его убьют на обратном пути. „Ни за что! – отвечал он. – Если я встречу воров, они меня примут за сумасшедшего и испугаются, или за принца и почувствуют почтение“. Ночь была тихая, и он провожал нас в халате, неся в руках зажженную свечу в красивом подсвечнике и толкуя о четверке арабских лошадей, которых у него еще нет, но которые очень скоро будут. Этих лошадей у него не было никогда в жизни, хотя одно время он был твердо убежден, что они у него есть. Если бы мы ему позволили, он прошел бы с нами до другого конца Парижа». – «Ребенок и могучий ум, вечно завидовавший каким-нибудь пустякам и никогда не завидовавший чужой славе, искренний до смирения, хвастливый до нахальства, доверчивый к себе и к другим, очень откровенный, очень добродушный, вполне безрассудный, циничный, несмотря на свое целомудрие, пьянеющий от простой воды, неумеренный в работе и умеренный во всех страстях, положительный и романичный, до крайности легковерный и скептик, полный противоречий и тайн – таков был Бальзак, в то время еще молодой человек, необъяснимый для тех, кого утомлял постоянный самоанализ, которым он угощал своих друзей и который тогда не всем казался особенно интересным».

Несмотря на полную противоположность взглядов, вкусов и убеждений Жорж Санд и Бальзака, дружба между ними продолжалась до конца их жизни, никогда не переходя в более нежное чувство. Мы видели, с какой симпатией Жорж Санд относилась к романисту; со своей стороны Бальзак высоко ставил талант «товарища Жоржа», как он называл романистку. В своем романе «Beatrix» он под именем Камиллы Мопен изображает женщину-писательницу с сильной, страстной душой, мужественным, благородным характером и развитым умом.

Многие черты ее, даже наружность, напоминают Жорж Санд. «Лицо ее, более длинное, чем овальное, похоже на лицо прекрасной Изиды; цвет его имеет днем несколько оливковый оттенок, как у итальянских красавиц; лоб высокий, широкий, властный, как у Дианы-охотницы; глаза непроницаемые, вечно задумчивые...»

Ни один из этих двух знаменитых писателей-современников не чувствовал ни малейшей зависти к таланту и успеху другого, и каждый из них с полной искренностью и откровенностью высказывал другому свои критические замечания на его произведения. Жорж Санд упрекала Бальзака в безнравственности некоторых сцен его романов, Бальзак посмеивался над ее излишней чопорностью и над ее идеальными героями.

«Вы изображаете человека, каким он должен быть, – говорит он ей, – а я – таким, каков он есть на самом деле. Я тоже люблю исключительных людей, они мне даже нужны, чтобы оттенить моих пошляков, но эти пошляки интересуют меня больше, чем вас. Я их преувеличиваю в объеме; я их идеализирую, но в противоположную сторону: я идеализирую их безобразие и их глупость».