Оноре де Бальзак. Его жизнь и литературная деятель - Страница 27


К оглавлению

27

«Баден был для меня цветущим букетом без единого шипа, – пишет он, – мы там жили так тихо, так спокойно, душа в душу; я был счастлив как никогда в жизни. Мне казалось, что я предвкушаю то будущее, которое я призываю, о котором мечтаю среди всех моих горестей, всей моей утомительной работы».

Этим «будущим» был брак с Ганской, на который она все еще медлила дать согласие. Всю зиму 1845 – 1846 года романист провел в тоске. Его возлюбленная путешествовала в это время по Италии, а он вздыхал по ней, привязанный к Парижу.

За последние годы, путем усиленной работы, ему удалось почти совсем освободиться от своих долговых обязательств; он мечтал, что, энергично поработав еще года два-три, окончательно завоюет себе материальную независимость, но нравственное угнетение, в каком он находился вследствие неопределенности своих отношений с Ганской, подавляло его творческую деятельность: в зиму 1845 – 1846 года он не написал почти ничего. Друзья подсмеивались над его юношеской страстью в такие «солидные» годы, но он не обращал внимания на их насмешки. В тех письмах, которые он писал в это время своей возлюбленной, он является романтиком самой чистой воды. Париж представляется ему пустыней, все ему противно; ни слава, ни богатство, которых он добивался с таким трудом, не нужны ему: он мечтает об одном: иметь свой дом, свою семью, жить вдвоем. Он по-прежнему просиживает по целым часам за своим письменным столом, но вместо того, чтобы писать, он любуется висящим перед ним портретом Ганской и упивается воспоминаниями о счастливых часах, проведенных в ее обществе. Весной 1846 года он поехал к ней в Рим. Там она, наконец, сжалилась над ним и обещала ему сделаться его женой, как только его и ее денежные дела придут в порядок. Это давно ожидаемое обещание наложилось на то впечатление, какое вечный город произвел на романиста. Его письма из Рима к г-же Сюрвиль наполнены восторженными описаниями всего, что он там видел:

«Кто не был в Риме, – пишет он, – тот не может составить себе понятия о том, что такое древность, что такое архитектура, что такое великолепие и фантазия, превратившаяся в действительность!» – «Хотя я и недолго пробыл в Риме, но он останется одним из величайших и лучших воспоминаний моей жизни!»

Путешествие освежило Бальзака, обещание Ганской успокоило его, поставило новую, заманчивую цель для его трудов, и, возвратясь в Париж, он с удвоенной энергией принялся за прерванные литературные работы. Он по-прежнему печатался в нескольких журналах разом и в то же время редактировал свои ранее напечатанные романы для новых изданий. Это редактирование обыкновенно равнялось для Бальзака переделке, и даже очень значительной. Он часто менял заглавие всего романа или отдельных частей, многое сокращал, другое, напротив, представлял в более пространном и выработанном виде.

С 1842 года начало выходить полное издание его романов под общим названием «Comédie Humaine» («Человеческая комедия»), с разделением на следующие части: «Сцены частной жизни», «Сцены провинциальной жизни», «Сцены военной жизни», «Сцены политической жизни», «Сцены деревенской жизни», «Философские этюды», «Аналитические этюды». Мы уже видели, какое громадное значение придавал Бальзак такому объединению своих произведений. Ему казалось, что смысл каждого отдельного романа может быть вполне понятен только тогда, когда он рассматривается как часть целого, как один штрих в общей всесторонней картине жизни современного общества.

Кроме литературной работы, время и силы Бальзака отвлекались еще на одно личное дело, на новую фантазию. Разочаровавшись наконец в своих пресловутых «Жарди», он продал их, конечно, с большим убытком, и решил взамен их приобрести в собственность небольшой дом в Париже. Долго не находил он ничего подходящего, пока не пленился одним зданием: это был флигель, примыкавший некогда к великолепному отелю, выстроенному в XVIII веке одним богатым финансистом и полуразрушенному с тех пор. Флигель был выстроен в стиле XVIII века, окружен садом и при некоторых небольших переделках мог быть обращен в весьма изящный отель. Денег на покупку его у Бальзака не было. Он взял часть суммы вперед у своих издателей, на остальную получил отсрочку и сделался счастливым домовладельцем на улице Фортюне. Предстояла новая задача: надобно было отделать и меблировать отель так, чтобы он сделался достойным жилищем женщины, которая должна была войти в него хозяйкой. Бальзак с увлечением принялся за дело. Красивая мебель и мелкие украшения комнат всегда были его страстью, доходившей до какой-то мономании. В молодости он часто отказывал себе в пище, чтобы купить какую-нибудь понравившуюся ему вещицу. Он ходил на аукционы, осматривал магазины редкостей, рылся в лавках старьевщиков и восхищался, как дитя, если успевал за недорогую цену приобрести какое-нибудь произведение искусства. Мало-помалу у него накопилось такое множество всякой всячины, что, когда он перевез свое имущество в отель на улице Фортюне, маленький домик превратился в настоящий музей редких и красивых вещей. Некоторые из этих вещей представлялись настоящими драгоценностями для любителей старины; так, в кабинете Бальзака стояли: комод Марии Медичи из черного дерева с гербами Франции и Флоренции и письменный стол Генриха II с монограммами из инкрустаций «Генрих», «Мария». В столовой обращал на себя внимание украшенный лилиями фаянсовый бассейн работы Палиси. В одной из спален возвышалась кровать г-жи Помпадур с изящными скульптурными украшениями. Множество этажерок, консолей, шкапчиков было наполнено фарфоровыми сервизами, вазами, всевозможными безделушками. За один сервиз, расписанный Ватто, Бальзаку давали 4 тысячи франков, но он не согласился продать его. На стенах красовались картины, большей частью – произведения великих мастеров. Бальзак купил некоторые из них по случаю, у старьевщиков и на аукционах во время своего пребывания в Риме, и ни за какие деньги не соглашался расстаться с ними. Вообще, все предметы, наполнявшие домик на улице Фортюне, представляли для него не одну только материальную стоимость. С каждым из них у него связывалось какое-нибудь воспоминание о тех лишениях, каким он себя подвергал, о тех трудах, какие он нес для приобретения и сохранения его, или о той радости, какую он испытывал, когда ему удавалось принести домой страстно желанную вещь.

27